Природа дикая и домашняя. Звери.
За счет своих просторов, разных климатических зон — от арктических до субтропиче-ских, мощнейших лесных массивов и степного приволья — Россия и до сей поры сохраняет многообразие дикого животного мира, тогда как благоустроенная и тесная Европа постепенно превращается в один сплошной заповедник, где зверей и птиц подкармливают круглый год. Хорошо это или плохо, покажет время, но охотоведение знает примеры, когда перенаселение диким зверем определенной территории приводило к болезням, депопуляции или вовсе к повальному мору, ибо дикий зверь должен жить в диких же условиях, и только тогда он способен воспроизводить потомство, бороться с заболеваниями и нормально существовать. Краткосрочная подкормка хороша зимой, когда естественного корма мало или он вовсе не доступен из-за снежной зимы, например, но во все остальное время дикие животные должны сами добывать пищу Иначе они уже — не дикие, а это совсем другое дело. Человечество до сих пор не в состоянии определиться, с какой целью мы сохраняем популяции диких животных? Для того чтобы они существовали в естественном состоянии и вели соответствующий образ жизни или как зоопарк, вид живой природы, эдакое наглядное пособие, имеющее дикую форму, но уже домашнее содержание?
Кто ездил по дорогам северных штатов США и южных провинций Канады, тот видел, как лоси выходят к дорогам — побираться. Там повсюду национальный парк, и туристы или просто проезжие кидают им пищу, любуются, фотографируются. Там даже суслики побираются! Стоят на обочинах с протянутой лапкой! Так кто это? Дикие животные или наши меньшие братья, которых мы превратили в нищих? В Канаде я жил у одного русского духобора, в доме, стоящем возле реки, за которой поднимались покрытые лесом горы, очень похожие на наши Саяны. Так вот под утро я проснулся от собачьего лая, выглянул в окно и увидел, как медведь в саду трясет грушу и ест плоды. Разбудил хозяина, спросил, есть ли ружье, но тот в ужасе замахал на меня руками. Оказывается, медведи облюбовали сады и кормятся возле людей, поскольку в горных лесах для них пищи давно уже нет, а стрелять по зверю — пять лет тюрьмы, но и прогонять нельзя, оштрафуют за грубое обращение с дикими животными, соседи тут же настучат, как бегал с хворостиной. Получается нелепость, недоразумение, в котором мы не можем разобраться: если это дикие звери, значит, они должны жить в дикой природе и существовать точно так же, как тысячу лет назад, а значит, заповедники и национальные парки следует создавать соответствующим образом — ни в коем случае они не могут граничить с местом обитания человека. Кого и куда выселять, людей или животных, это уже вопрос другой, внутренний. Ведь почему-то говорили старые люди — нельзя приручать диких животных, нельзя рвать грань между дикой и домашней природой, ибо она непременно отомстит. Если же мы признаем, что из-за перенаселения в той или иной стране уже не остается диких пространств, где звери и птицы могли бы вести естественный образ жизни, то следует признать, что они уже одомашнены, и относиться соответственно, как мы относимся к ним в зоопарках, то есть кормить, содержать, лечить, заниматься регулированием продления их рода. Правда, следует помнить, что сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит. Прирученный зверь, особенно хищник, всегда остается зверем, только более опасным из-за трансформированной от общения с людьми психологии поведения.
В любом случае, более преступно делать из диких животных нищих побирушек, «социально» приравненных к бродячим собакам, навязывать им манеру поведения людей. Простите, это только в библейском раю люди и звери жили вместе, и только потому, что все одинаково были неразумны. Мне становится печально, как представлю, что и у нас скоро медведи будут стоять вдоль дорог с протянутой лапой… Не знаю, согласятся ли со мной охотоведы, но поведаю наблюдения промысловиков и свои личные. До семидесятых годов отстрел медведя был никак не регламентирован, поскольку этот зверь считался хищником и подлежал истреблению чуть ли не наравне с волками. И били его достаточно круглый год, но от этого поголовье практически не уменьшалось. Дело в том, что в то время самки приносили приплод в два и три медвежонка, и редко было увидеть матку с одним. Но стоило запретить отстрел, как потомство резко убавилось и картинка перевернулась. После того как начали выдавать лицензии и отстреливать, ситуация опять изменилась в положительную сторону. Мало того, стало меньше больных и слабых, ибо потомство оставлял сильнейший и очень осторожный зверь, будь то самец или самка. От человека тут мало что зависит, дикие животные сами регулируют воспроизводство, была бы только кормовая база и условия. Разумеется, это не означает хищнического истребления. Например, по неписанным охотничьим законам нельзя трогать медведицу или лосиху, которые водят за собой трех и двух, соответственно, подросших детенышей — пестунов или взрослых телят. Самка, способная родить, выкормить и уберечь от опасностей такое потомство, становится звериным генофондом. И это понимали старые звероловы, у которых и к охоте был крестьянский подход, и соответствующее сознание. Российские просторы и специфические таежные, отдаленные и малозаселенные районы позволяют еще на протяжении долгого времени оставлять зверей и птиц в дикой природе и естественных условиях обитания. Поэтому, создавая новые заповедники и национальные парки, не следует подражать Западу и калькировать их модель взаимоотношений с флорой и фауной. Мало того, скажу больше: охраняемые заповедные зоны нам необходимы, причем особенно в районах, где проводится активная охота и существуют обширные угодья. Это должны быть острова тишины и покоя, это убежище с отличной кормовой базой, где зверь может отдохнуть после сезона охоты и произвести потомство. Вообще в идеале и в обозримом будущем необходимо сделать своеобразную чересполосицу, где охотугодья чередовались бы с охраняемыми заказниками, куда вход с оружием и ловушкой запрещен. Это позволит не закрывать охоту на заселенных человеком территориях и одновременно сохранить в нетронутом состоянии дикую природу. Конечно, противников таких преобразований будет достаточно, в большей степени среди тех, кто взял угодья в личное пользование: звери и птицы очень скоро поймут, где их не преследуют, и обязательно с началом особо активной охоты и стрельбы в угодьях начнут уходить в заповедные зоны, как это сейчас происходит с зелеными зонами возле городов, куда сбегается и слетается вся живность. Но если мы уже сейчас рассматриваем охоту как развлечение, приключение, романтическую забаву, то должны соответственно верить в удачу и всегда давать шанс зверю. В конце концов, мы что, совсем голодные и дикого мяса никогда не пробовали? Медведь Имя свое он получил от того, что один из немногих хищных, всеядных зверей очень лю-бит сладкое и всегда ведает, где есть мёд. По наблюдениям старых охотников, медведь находит пчел на цветах, ждет, пока они соберут нектар, затем бежит вслед за ними, чтобы найти борть или пасеку. Угнаться за пчелой ему трудновато, однако, говорят, он несется, задрав голову вверх, чтоб не потерять пчелу из виду, но поскольку подслеповатый, то часто теряет ее и вновь возвращается на исходную позицию. Если косолапый найдет пасеку, то тут уж пчеловоду спать не придется: невзирая на людей и собак, он протопает по деревенской улице, махнет через изгородь и прежде, чем хозяин спохватится, один улей успеет грабануть. Иногда мужики стреляют вверх, жгут баллоны, а он идет все равно, ибо мёд ведает. Пчела и медведь — извечные враги, и это противостояние уходит в такую глубь времен, что у насекомых, несколько миллионов лет не подверженных никакой эволюции, выработалась мгновенная реакция на сильный отвратительный (медвежий) запах и шерсть. Поэтому пчеловоды перед тем, как заглянуть в улей, моются в бане, надевают чистую одежду и покрывают голову, даже если работают без сетчатой маски.
Если же зверь находит в лесу дупло, где поселились пчелы, то не уйдет, пока не поживится мёдом, а если это невозможно — борть, например, в крепком и огромном сухостойном дереве, которое не разломать и не свалить, будет охранять ее и делать бесконечные попытки проникнуть внутрь: тропы вокруг натопчет, оставит кучи помета и «охранные грамоты» на деревьях. И будет отираться возле, пока не созреет другой корм — ягода, но все равно, пока жив, будет приходить туда каждый год. Мёд для медведя, как наркотик, причем эта жажда на уровне инстинкта. В съемках фильма по моему роману «Рой» (режиссер В. Хотиненко) участвовал медведь из московского цирка по имени Сережа — тридцати трех лет от роду и весом восемьсот килограммов. Всю жизнь, с детского возраста, с ним работал известный дрессировщик Рубан, и медведь никогда не видел и не знал пчел, пасеки, мёда, впрочем, как и свободы. Но когда стали снимать эпизод, когда медведь зорит пасеку одного из героев, и среди полусотни пустых ульев поставили один с пчелами да выпустили Сережу, этот «гроссфатер» мгновенно преобразился, стремительно и точно нашел добычу, опрокинул улей, вытряхнул рамки и стал поедать соты с медом вместе с пчелами и деткой. Надо было видеть его страсть и жадность! Уникальные кадры подпортила ассистентка Рубана, привозившая зверя из Москвы: побоялась, что Сережу покусают пчелы, и влетела в кадр с пожарным брандспойтом. Несмотря на жизнь в клетке и на арене, медведь Сережа сохранил природный нрав, весьма напоминающий нрав русского мужика: пока ему не сварят ведро настоящего, с мясом, борща и не заправят сметаной, на работу его было не выгнать. И только вкусив свой неслабый завтрак, Сережа потягивался, встряхивался и потом делал все, что от него требовали. Кстати, борщ варили на костре и ставили остужать ведро в ручей, а поскольку на съемочной площадке много вечно голодного народа, то Сережину пищу начали воровать, пока она остывает. Однажды шофера, пиротехники и осветители выхлебали полведра, а Сережа сразу это заметил и стал охранять борщ, лежа на берегу ручья — только попробуй подойти к ведру и узнаешь, что зверь этот вовсе не ручной. И еще раз кстати — о языке, о сигнальной системе между разными животными, якобы одомашненными.
Есть в этом фильме эпизод, когда к раненому медведю — дробью выбили глаза, — подползает сбежавший от хозяина дог, чтобы вылизать гноящиеся раны, поскольку сам зверь этого сделать не мог. Сняли с десяток дублей, но никак не могли заставить собаку, чтоб вылизывала загримированную голову Сережи, хотя вместо грима использовали в том числе и шоколад. Дог подползал к морде зверя, но, когда оставалось всего вершок от носа, вдруг резко и в страхе отскакивал, хотя внешне ничего не происходило и медведь оставался спокойным. Причину обнаружили, когда проявили пленку и прокрутили ее в замедленном темпе: когда преодолевалось критическое расстояние между животными, у Сережи едва заметно шевелился кончик носа, и это было сигналом опасности для собаки, которая никогда в жизни не видела медведя, но отлично понимала его мимический язык. А мы думаем, они безумны и не владеют элементарным анализом… У многих народов, в том числе у славянских, медведь считался тотемным животным. Но во времена оледенения, когда люди и звери жили в пещерах, это были враги непримиримые, поскольку тех и других жизнь заставила стать исключительно плотоядными. Однако позже, когда установился благоприятный климат и возможность жить не только с лова, но и с сохи, сотворился мир. Об этом рассказывают нам русские сказки, где медведушко, космач, Топтыгин, Михайло Иваныч — равноценный с человеком герой, тесно связанный с его жизнью и ему помогающий. В мифах, преданиях, легендах и песнях этот грозный, могучий зверь соратник людям, а не враг их: надо, сам придет и вырвет дуб, на котором ларец с Кощеевой смертью. Но человек потому и разумный, что может обманывать природную стихию, и достаются дикому зверю вершки, а мужику корешки — это уже отношение к медведю людей, живущих с сохи, которые вынуждены всю свою историю охранять посевы.И тут наблюдается сходство психологии медведя и человека: как уже отмечалось, этот зверь склонен к воровству и становится невероятно труслив, когда крадет, например, овес на поле, и прекрасно это понимает. Если он вас просто почует, то мгновенно убежит, но если вы появитесь внезапно и зашумите, то случится «медвежья болезнь» — откровенный понос, следы которого растянутся метров на двести. А как еще себя ведет воришка, застигнутый на месте преступления? Но когда зверь и человек случайно встречаются, например, в местах общего сбора пищи — на малине или черемухе, то просто разойдутся в разные стороны, может, еще и пугнут друг друга: медведь рыком, ягодник — матом и еще в ведро постучит. Однако если зверь сам добыл лося или даже корову, вас уже не подпустит. Особо агрессивный просто нападет, а тот, что подобрее, будет ходить кругами, орать и ломать деревья — отпугивать. Так погиб отцов друг, штатный охотник дядя Ваня Тужиков, который захватил медведя, когда тот загнал в буреломник и задрал здорового рогача. Дядя Ваня решил, вот повезло! Отогнал зверя выстрелами, освежевал лося, а поскольку дело было в июле, то засолил мясо по старому сибирскому способу — в шкуре, уложенной в яму. Сверху завалил землей и колодником. Через два дня приехал на моторке с товарищем, чтобы вывезти, зарядили ружья на всякий случай и стали подходить к яме. Медведя было не видно и не слышно, дядя Ваня положил мешки и склонился, чтобы разобрать завал. Зверь лежал в засаде у него за спиной, напал внезапно и, по сути, перекусил ему шею. Товарищ испугался и убежал, а когда пришел в себя и вернулся, все было кончено. Медведь отомстил и ушел, не тронув мяса, дескать теперь ешь-подавись… Особенно агрессивными бывают медведицы, когда водят медвежат-сеголетков. Материнский инстинкт развит ничуть не меньше, чем у человека, защищая детенышей, самка с яростью набрасывается и на человека, и на других зверей, и даже на своих прошлогодних детей — пестунов, которые иногда все еще таскаются за маткой и из ревности могут задавить медвежонка. Кстати, пестунами их называют потому, что якобы они ложатся в берлогу с матерью, дабы потом, когда в феврале появятся детеныши, пестовать, нянчить их. Все как раз наоборот: во-первых, медведицы редко приносят приплод каждый год, поэтому и зимуют с детьми в одной берлоге; во-вторых, самка никогда не ляжет с пестуном, если беременна, ибо из той же ревности он непременно передавит своих братьев и сестер. Какое уж тут нянчить! Я несколько раз наблюдал, как за маткой с медвежатами таскаются, правда на приличном расстоянии, не пестуны, а позапрошлогодние дети, в которых уже весу по центнеру. То есть привязанность к матери у медведей очень сильная, что говорит об их высокой организации. Это не зайчата, единожды насосавшись материнского молока, в тот час разбегаются и потом сосут любую встретившуюся зайчиху. Так что если вы случайно увидите медвежонка — а они чаще попадаются на глаза, поскольку ходят еще открыто и без всякой осторожности, лучше всего немедля уйдите из этого района, ибо матка находится где-то поблизости и, возможно, уже скрадывает вас. Однажды я наблюдал в бинокль с другого берега шумной горной реки за взаимоотношениями медведицы и ее детей, надо сказать, довольно жесткими и далекими от идиллии. Самка вышла на кормежку — ворочала на скалистом берегу камни и что-то доставала из-под них, скорее всего, червей и жуков, а два ее медвежонка, как и положено ребятишкам, шалили возле ее ног, сцепившись, барахтались, кувыркались и случайно подкатились прямо под лапы матери. Та отмахнулась от них, как от посторонних, мешающих предметов. В результате чего один словно мячик улетел по каменной осыпи вниз и исчез. А за осыпью была отвесная скала, уходящая в реку, и я решил, что звереныш погиб. Матка же продолжала преспокойно кормиться, а второй медвежонок притих и тоже начал что-то там доставать из-под мелких камушков. И тут на осыпи показался второй, живой и здоровый, но побитый и усмиренный, присоединился к семейству и стал искать корм. Однако мирная картинка длилась всего несколько минут, после чего медвежата опять сцепились мериться силой. Кстати, характер у медведиц, как и у русских женщин, очень разный, и встречаются иногда даже покладистые, почти смирные, не желающие связываться с человеком, но чаще все-таки резвые, решительные и напористые. Однажды мы с Сережей К. сели на одном поле на соседние лабазы, расположенные метров на 300 друг от друга. Через полчаса слышу за спиной шорох в зарослях люпина и звуки движения — точно, как стадо кабанов. Я изготовился, но в это время на поле являются три медвежонка и начинают резвиться. Оглядываюсь назад, а прямо под лабаз, через лог, покрытый лесом, валит черная медведица. И только поднялась в горку, как меня почуяла, но не побежала, а хищно ощерилась, как тигрица, и вдруг заорала! Осенний вечер, тишина, безветрие, и потому эхо еще громче. Я на всякий пожарный карабин наставил и не знаю, что делать: стрелять нельзя, потом меня с потрохами съедят, а слезть и уйти невозможно. Медведица сидит под лабазом так близко, что протяни руку с карабином, и морды достанешь. И ревет, как заводная, громогласно, раскатисто — мороз пробирает! А еще делает короткие, пугающие рывки, словно прыгнуть собирается. Проходит пять минут, я уже пообвыкся к такому соседству, да и ей вроде пугать меня наскучило, пореже стала реветь. Тогда я глотку напряг и как зарычу — она на меня. И так мы переругивались минут сорок, уже темнеть стало, а медвежата барахтаются в овсе, как ни в чем не бывало, видно, привыкли к скандальной матушке. Я пробовал разговаривать с ней, стучал прикладом по доскам, менял интонации рева, рычал угрожающе, почти ворковал любезно, пока глотку не сорвал и не охрип — она не внимала. Ну что тут делать? Звать Сережу, но чем он поможет? Еще и в лапы ей угодит. Думаю, ладно, если поговорить на зверином языке не удается, завалю ее, а медвежат переловим, не пропадут. Конечно, разборка будет, как да почему, охотовед Виктор А. мужик занозистый, в общем греха не оберешься. Но не ночевать же на лабазе, когда ночью уже ноль и иней прихватывает, а я в легкой куртке. Правда, оставался еще один способ — стрелять вверх, может образумится и уйдет, но это последний шанс да и то ненадежный. Вдруг от выстрелов она станет еще агрессивнее и полезет ко мне на вышку? Между тем уже сумерки, черная медведица почти растворилась в темноте и только светлая трава отбивает ее контуры. Я ногами переступил, а ей что-то не понравилось — прижалась к земле и не прыгнула, а как спортсмен, обозначила прыжок, в голове его проиграла. Ничего уже не оставалось, как выстрелить вверх, попробовать испугать ее, а то она, может, темноты ждет, чтобы ко мне забраться. И тут произошло странное: едва я поднял карабин и снял с предохранителя, как она мгновенно отскочила в лог и заревела оттуда призывно. Медвежата в тот час порскнули с поля, пробежали под лабазом и оказались рядом с ней — зрелый люпин защелкал семенем в стручках. Матка зарычала еще раз, с интонацией, будто говорила, мол, ну, погоди, мы еще встретимся, и повела семейство в сторону лесного массива. Шла и орала, оглашая пространство. Я быстренько слез с лабаза и скорее в другую сторону, а Сережа уже навстречу бежит — обрадовался, что я жив. Он сидел на своем лабазе и ничего понять не мог: то ли меня там уже едят, то ли мы деремся в рукопашную, потому что выстрелов нет. Причем, он отчетливо слышал рев крупного медведя и пестуна — пришлось признаться, что арию последнего исполнял я. Когда мы вернулись домой и рассказали охотоведу, что произошло, Виктор ничему не удивился, поскольку об этой медведице слышал уже не первый раз и пожалел, что я не стал стрелять. Дескать, эта самка наверняка людоедка и от этого нет страха перед человеком, и ввиду ее опасности лучше бы изъять ее из природы, поскольку она теперь натаскивает своих детей, которые будут такими же. Но другого случая встретиться с ней больше не представилось, да и, откровенно сказать, не очень-то и хотелось. Однако самым опасным медведь становится после ранения и в том случае, если он унюхал или узрел (зрение, кстати, у медведей довольно слабое) своего обидчика. И ладно, если вы стреляли с лабаза, но если с подхода, то убегать от него бессмысленно и лучше, исполнившись хладнокровия и не сходя с места, стрелять, пока он прыжками несется к вам, и в последний миг отскочить в сторону. Впрочем, все советы здесь мало чему помогут, действовать нужно по ситуации и, самое главное, не терять присутствия духа и не паниковать. Однажды охотовед Виктор А. повел прокурора по полям, чтобы взять зверя с подхода. За лесным мыском они обнаружили медведя, который кормился, и подошли к нему на сорок метров. Прокурор положил карабин на «вилку» — специальную подставку, и вроде бы точно прицелился, но только ранил. Зверь мгновенно усек, откуда прилетело, развернулся и бросился на охотников. Виктор спокойно поднял винтовку СВТ, тогда еще редкую, десятизарядную и полуавтоматическую, и начал хладнокровно стрелять в бегущего медведя. Но после первого же выстрела отстегнулся магазин и упал в овес. Искать было некогда, зверь уже был в метре от охотоведа и вскочил на дыбки. Виктор не растерялся, всадил левую руку в пасть и попытался схватить за корень языка — болезненное место у медведя, говорят, если взял, то можно живого домой привести. Однако зверь кормился, было сильное слюноотделение, в пасти скользко, так что не схватишь, а зверь уже начал грызть руку. Тогда охотовед изловчился и попытался бросить медведя через бедро, поскольку был человеком сильным и спортивным, но прокурор в это время наконец-то выстрелил. Попал или нет, неизвестно, но зверь отскочил в сторону и убежал в лес. Виктор отделался изжёванной рукой, после чего получил прозвище, которым, правда, уважая мужество, называли за глаза — Недоеденный. Но скоро появился еще один недоеденный, подчиненный охотоведа, Юра 3., зверолов не менее опытный. Этот проводил охоту с гостем с лабаза. Гость благополучно отстрелял медведя, после чего они слезли и пошли взглянуть на трофей. Чтобы проверить, мертвый ли зверь, Юра пнул его — оказался живой, схватил ногу и начал грызть. Спас крепкий яловый сапог… Медведь — хозяин тайги и прокурор, пока нет в ней человека. Это первый враг, а второй — лесной пожар. Огонь и дым приводят осторожного, скрытного зверя в безумство, сеют панику. Он убегает, совершенно ничего не опасаясь, иногда может пробежать через деревню, полную собак. Кроме всего, согнанный со своей земли и бесприютный, он становится агрессивным, на глазах у пастухов может напасть на стадо коров и, как разбойник, рвать их налево и направо, без разбора и в результате утащить одну, а то и вовсе уйти ни с чем. В 1977 году вдвоем с рабочим мы были в месячном маршруте — спускались на пластмассовых обласах по реке Большая Утка от истока до устья. Места там дикие, необжитые и труднодоступные из-за ленточных болот, живую душу не встретишь. В это время по левому берегу загорелась тайга, и мы около недели плыли в сплошном дыму, мимо сгоревшего или горящего прибрежного леса. До пожара мы несколько раз углублялись в тайгу по левому берегу на расстояние до пятнадцати километров и не встретили ни единого медвежьего следа. Тайга казалась пустой, как бубен. Однако с началом пожара на спасительный правый берег побежала всевозможная лесная живность от белок до барсуков. И в один день через реку только на наших глазах переплыли четыре взрослых медведя, пестун и два медвежонка. И это на первый взгляд из пустой тайги! Причем на нас они не обращали внимания, и одного мой рабочий чуть только не протаранил обласом. В первую же ночевку после массового бега зверя нас до утра доставал один из них, так что пришлось несколько раз от гонять выстрелами. Наутро мы обнаружили, что вокруг палатки натоптана тропа — что ему надо было, непонятно, может, хотел напроситься в пассажиры. На следующую ночь мы уже решили спать по очереди: наш погорелец (или уже другой?) весь день топал за нами по берегу и остановился недалеко от нашей палатки. Мысль избавиться от такого преследователя была, но срабатывала крестьянская натура — мясо испортим, жара, много ли вдвоем съедим? Да и увезти с собой трудно, обласа и так перегружены пробами, идем с запасом в три пальца — это настолько выступают борта из воды. Однако поспать не удалось: не дождавшись темноты, медведь прокрался к нашим обласам, вытащенным на песок в двадцати метрах от палатки, и бесцеремонно стал рвать брезент, под которым были продукты — такой наглости мы просто не ожидали! Я выстрелил у него над головой, зверь рюхнул и убежал в кусты, но через минуту снова появился, чуть ли не ползком. Тогда я стал осторожно подходить к нему с карабином, а рабочий с топором и горящей головней. Когда оставалось шагов пятнадцать, медведь на нас окрысился и присел. Выбора у меня не оставалось, пришлось стрелять. Соли было в обрез, да и солить не в чем, поэтому мы разделали тушу, часть завернули в шкуру и взяли с собой, а часть сложили в кусок рыболовной сети и спустили в воду. На наше счастье, днем мы обнаружили на берегу стан рабочих химподсочки, которым отдали медвежатину, и остались у них ночевать. Однако погорельцы дошли и сюда, поскольку всю ночь за станом остервенело лаяли собаки серогонов… Медведь — это один из немногих хищников, кто впадает в зимнюю спячку. В средней полосе России и на Русском севере из-за достаточно мягкой зимы он ложится часто в «верховую» берлогу: уже по снегу находит место под ветровальными деревьями, выворотнями или даже под развесистыми елями — главное, чтоб ветра не сквозили, подстилает хворост, сухую траву или еловый лапник, сворачивается в плотный клубок, так что сразу не поймешь, где голова, где зад, и засыпает. Потом его заваливает снегом, который подтаивает от тепла тела, подмерзает и образуется довольно теплое убежище. Именно такие берлоги и находят лесорубы, когда начинают готовить лес — то трактором наедут, до дерево уронят, а то какой-нибудь разгильдяй и вовсе провалится к зверю в лежбище. В Сибири медведи роют берлоги обычно под сваленными деревьями, выворотнями и выбирают место, где побольше корневищ, которые, как арматура, не дают осыпаться земле. Причем один зверь копает несколько берлог, вероятно, чтобы сбить с толку и запутать следы, поскольку осенью, в октябре, начинает чистить всё: убирает прелую постель и натаскивает сухую траву, мох, лапник, листья. В какую точно ляжет, никто не знает, поэтому, если вы обнаружили подготовленную берлогу, это еще не значит, что там зимой окажется зверь. Хотя есть способ, по которому можно определить примерный район зимовки: за неделю перед спячкой медведь не употребляет никакой пищи, пьет только воду и ищет глину неподалеку от берлоги, обычно в оврагах, логах или берегах речек, оставляя явные следы и довольно глубокие раскопы. Дня за три он наедается глины, примерно полтора килограмма, после чего уже и воду не пьет. Глина проходит по кишечнику, чистит его и скапливается в виде пробки в заднем проходе — это для того, чтобы внутрь не проникли червячки, жучки и прочие паразиты, зимующие вместе со зверем. Говорят, медведица сразу же засыпает в берлоге, если одна; если же с пестуном, то он, как и все дети, еще долго шалит и не дает заснуть, за что получает шлепков. А вот самец, по рассказам стариков, не спит примерно недели две, ждет настоящего снега и в это время думает, заново переживает все яркие события, произошедшие за лето, и иногда вздыхает. И засыпает потом медленно, без храпа, снижается температура тела, уменьшается частота сердцебиения, дыхание становится ровным, редким и совершенно неслышным. Переворачивается он с боку на бок 22 декабря, в день зимнего солнцестояния, когда солнце поворачивает на лето, а зима на мороз. А просыпается с началом активного таяния снегов, когда весенняя вода подмочит бок. Первые дни медведь ничего не ест, а ходит по лесу, тужится и орет, пытаясь выбить пробку. И лишь освободившись от нее, сначала пьет только воду, промывает организм, затем начинает есть первую траву, копает коренья и не пропускает ни одного муравейника. Из первоцветов особенно любит медуницу и луковички саранки. Однажды ко мне приехал молдавский художник Виталий, чтобы посмотреть настоящую Сибирь, тайгу, и я повел его на свою родину — реку Четь. Дело было 25 апреля, в лесу еще лежал снег, но песчаная дорога почти оттаяла, и оставались языки льда. Тридцать верст мы шли пешком, тащили рюкзаки и этюдник, а из оружия был только охотничий нож. Оставалось несколько километров пути, когда узрели на песке свежие медвежьи следы — зверь шел по проселку впереди нас. А там повсюду дюнный ландшафт, древняя пустыня, сосновые боры и дорога с горки на горку. И вот поднимаемся мы на очередной бархан, а наверху следующего чапает топтыгин, облезлый, рыжий какой-то и худой, как велосипед. Идет как-то нервно, беспокойно и глухо урчит. Мы остановились, Виталий глаза вытаращил и про фотоаппарат забыл, да подскользнулся на льду и со всего маха этюдником о дорогу. Он открылся, кисти, краски в разные стороны, а медведь от испуга сделал скачок вверх, рявкнул и порскнул с дороги в бор. Мы собрали художественные принадлежности, покурили, давая возможность убежать зверю, и пошли дальше. Поднялись на бархан, где был медведь, и тут обнаружили пробку — видно, он с испугу выбил ее: примерно тридцатисантиметровой длины, круглая и осклизлая, с кровью, штуковина. Я едва разрубил ее ножом: по качеству плотная, спрессованная глина напоминала кирпич-сырец. Виталий аккуратно завернул пробку в бумагу и увез потом с собой, в качестве сибирского сувенира. В мае медведь рыщет по сосновым борам, где в это время телятся лосихи. Первая сладкая травка пробуждает жор, и он начинает добычу мяса. Жертвами становятся новорожденные лосята, причем зверь сначала отгоняет матку, даже не пытаясь атаковать ее, и после этого начинает ловить телят. Самый слабый оказывается в когтях медведя, причем он уносит добычу подальше от места охоты, зарывает в землю или заваливает лесным мусором и лежит рядом в ожидании, когда мясо поспеет. В некоторых районах Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, например, в это время звери выходят к горным рекам, куда заходит рыба на икромет. Медведи отличные рыбаки, но слишком уж незадачливые: они ловко цепляют и выбрасывают на берег рыбу, которая потом, прыгая, довольно легко снова уходит в воду. Иногда простояв на перекате несколько часов, он находит на берегу две-три рыбины, случайно застрявшие в камнях. Обычно взматеревший зверь ищет себе территорию, поскольку его начинают отовсюду прогонять. Медведи — животные оседлые, и только бескормица, более сильный конкурент или пожар могут выдавить зверя со своей земли. Границы ее он обязательно помечает «охранными грамотами» — встает на дыбы и, вытянув передние лапы как можно выше, оставляет глубокие царапины на коре деревьев. Это весьма выразительное письмо, понятное для всех других медведей, и, бывает, дело доходит до драки, если кто-то претендует на ту же территорию. Однако есть у них и общие столовые — овсяные и пшеничные ноля, клюквенные болота и прочие обширные ягодники, где звери сообща и вполне мирно нагуливают жир. Бывает, на одно поле одновременно выходят до семи разнополых и разновозрастных особей, коих можно наблюдать с одной точки, например с лабаза. И никто никому не мешает. Но это на просторных колхозных полях; на подкормочных площадках же, обычно небольших и закрытых со всех сторон лесом, звери начинают спугивать, сгонять друг друга, бродят вокруг, урчат, ломают деревья — тут главное создать побольше шума, дескать, убирайся, я сильнее. В общем, все как у людей. Кабан У кабанов с медведем в некоторых случаях совпадает кухня, и это почти всегда конкуренция. Кабан так же кормится на овсах, копает мышей, жучков-паучков и единственное — специально не ходит на ягодники, но если набредает случайно, то ест ягоду с удовольствием. Поэтому у них иногда начинается борьба за угодья. Однажды я наблюдал, как они гоняли друг друга с подкормочной площадки. Первым вышел небольшой кабанчик-самец и стал кормиться на середине поля. Через некоторое время в лесу затрещало, причем очень сильно — полное ощущение, что идет огромный зверь. Кабан не выдержал, убежал в заросли кипрея, и должно быть, затаился там. В это время на поле выбегает медведь-трехлетка, эдакий головастый лилипут и начинает хапать овес — голодный, как собака. А кабан, вероятно, высмотрел из травы, что противник не велик, разогнался, как торпеда, и попер на медведя. Тот узрел это и связываться не стал, ускакал в лес. Однако уступать какому-то кабанчику было обидно, да и стыдно. Косолапый неслышно обошел поле и начал ломать кусты с другой стороны, да так сильно, словно стадо идет. Кабан насторожился, выслушал треск и, на всякий случай, тихо сбежал в лес. Медведь выкатился из травы и только не улюлюкал ему вслед. Через пять минут все повторилось, и эта борьба продолжалась до тех пор, пока на поле не вывалило стадо кабанов под руководством крупной свиньи. Ни медведь, ни кабанчик больше не появлялись. Кабан, или, более точно и по-русски, вепрь, хоть и считается всеядным, однако «с лова» не живет. Он типичный собиратель всего съедобного, что есть на земле и в верхнем слое почвы — злаков, кореньев, травы, мелких грызунов и падали. Если поздней осенью или зимой вы узрите тщательно перекопанное поле или верховое болото, это добывало себе пищу кабанье стадо. Более всего эти животные обожают овес с горохом, кукурузу и мерзлую картошку, но в период бескормицы годится все, что можно пережевать и проглотить, — вплоть до древесины. В период полного упадка колхозов в поле остался жестяной ангар, где когда-то хранили снопы льна. Так вот крупный секач, не ведая того, что там пусто, по старой памяти каким-то образом проник туда, скорее всего отжав створку двери, и прожил там всю зиму, поскольку назад выбраться не смог. Кроме досок, костры, соломы и редких семян льна там ничего не было. После кабаньей зимовки в ангаре не осталось ничего, а земляной пол был тщательно перекопан. Обнаружил его егерь только в начале весны, поскольку еще с осени возле ангара все время крутились волки — видно, чуяли добычу, но взять не могли. Когда егерь открыл дверь, вепрь выскочил, чуть не сбив его с ног, и умчался через поле в лес. Выглядел, кстати, не таким и худым, в общем, как и все весенние кабаны. На вид, да и по характеру вепри оставляют впечатление тупых и бесчувственных животных с низкой организацией. Хоть и являются стадными, но в стаде ходят лишь самки с несколькими подрастающими поколениями; секачи же всегда живут в одиночку и прибиваются к стаду лишь на время гона. Однако это обманчивое впечатление, и кабану, впрочем, как и родственнице его, домашней свинье, в зачатках разума и способности к анализу не откажешь. В одну из умирающих деревень Вологодской области в февральскую метель среди белого дня пришел старый секач — настолько отощал, что стал плоским, как камбала, и едва держался на ногах. Собаки сбежались, лают на него, а он не реагирует. А в деревне одни бабушки, которые сначала попрятались во дворах, все-таки дикий зверь да еще с клыками, а потом стали выглядывать из калиток: стоит вепрь, качается, морду в снег уткнул, как пятую точку опоры, чтоб не упасть. Осмелели бабушки — жалко же скотину, пропадет, ну и свели к одной во двор да кормить стали. Каши ему наварили, картошки в мундире натолкли, хлеба в молоке размочили, а кабан ничего не ест, стоит и смотрит печально. Что же такое? И тут кому-то вздумалось селедки ему дать — секач сожрал ее с жадностью и вроде как еще просит. Купили ему несколько рыбин, принесли и скормили, а он, должно, желудок себе поправил да и есть стал, причем дошло до того, что с рук брал, как лошадь, и клыки не мешали. Через месяц кабана откормили, ожил, резвый стал и, что самое интересное, прежде молчаливый, тут похрюкивать стал, когда пищу приносили. Однажды бабулька, во дворе у которой жил лесной гость, приходит и глазам не верит: коза забралась в кабанью загородку и преспокойно с ним играет — вроде как бодаются! Ну уж если заиграл, решили бабушки, надо на волю отпускать. Открыли двери, а он вышел прогулялся по улице и обратно во двор. Хоть хворостиной выгоняй, ведь и кормить его трудно, что там, на одних пенсиях живут, а вепрю каждый день два ведра подавай. Ушел кабан только в начале апреля, когда таять начало, однако потом, уже летом изредка приходил. Встанет за околицей, собаки на него брешут, а он постоит-постоит и уйдет. Бабушки ждали, может, зимой опять явится, так картошки побольше посадили, однако вепрь так больше и не пришел… Кабанятина считается мясом королевским, и, по слухам, некоторые, хоть и лишенные прав и немногочисленные европейские короли, даже самые «зеленые», содержат фермы с дикими кабанами, поскольку стрелять их в дикой природе запрещено даже их величествам. Слава Богу, на российских просторах нет королей, но кабаны пока еще водятся и разрешен лицензионный отстрел. Правда, с упадком в сельском хозяйстве сокращается и его поголовье, ибо зверь этот основную пищу получает от человека — с потравы посевов овса, пшеницы, ржи и всех корнеплодов. Вообще считается, что медведей и кабанов развели большевики, поскольку разрабатывали, мелиорировали земли в отдаленных лесных местах, очень много сеяли и не особенно-то заботились о сохранности урожая. До перестройки выдавали даже летние лицензии на потраву, поскольку урон кабаны приносили значительный, примыкающие к лесам поля с посевами зерновых и корнеплодов обычно оказывались выбитыми. В деревне Березовка Тарногского района я захватил время (1985 год), когда бабушки сидели на крылечках с хворостинами, дабы прогонять кабанов с огородов. А я в то время только что приехал из Сибири, где вепрей нет, и такого не видел, чтоб средь бела дня стадо зверей с визгом таранило косое прясло огорода и по-бандитски врывалось на усадьбу, вероятно отлично зная, что в деревне нет ни одного мужика, и, соответственно, ружья. Кроме того, прежде кабанов я видел только на картинках и не представлял, что это за зверь, и тем паче кабанятины не едал. Пришел я к начальнику охотуправления Азарию Иннокентьевичу, стал просить лицензию, а он говорит, мол, опоздал, в близкие районы все раздали и остался только Тарногский, куда надо лететь самолетом. Мне-то все равно, я еще в Вологодской области не охотился, мест не знаю. Азарий Иннокентьевич был человеком беседливым, интересным, научил, как кабанов искать, и отправил в аэропорт. В общем, на трех видах транспорта добираюсь я до нужного места, захожу в деревню и мгновенно становлюсь желанным гостем, поскольку был с ружьем. У одной из бабуль сел в картошку, треть которой уже была вырыта, и через десять минут добыл матерого секача, который с разбега протаранил изгородь. По размерам это был лось, даже уши такие же, только на коротких ногах. Пока я справлялся с волнением и разглядывал зверюгу, старые русские женщины шли ко мне с подойником горячей воды и полотенцами — разделывать тушу с крестьянской аккуратностью и рачительностью. И потом учили: — Ты, паренецек, в другой раз свинью стреляй. Она мягше и вкусней, да и не душная. Вечером в деревне был праздник: бабушки натушили кабанятины в русской печи, с луком, морковкой и помидорами, и я понял, почему королям нравится эта пища… На территории России кабан распространен на Европейской части и Дальнем Востоке — Хабаровский край, Амурская область, где он является основной пищей для тигров. Сибирь для него слишком холодная и снежная, чтобы передвигаться и добывать корм. Даже в местах обитания этого зверя, где мягкие зимы, более всего страдают молодые поросята, способные передвигаться только по лотку — тропе, пробитой взрослыми особями в глубоком снегу. На целине они становятся беспомощными и в результате попадают в волчью пасть.
В слишком снежные зимы кабана можно часто увидеть на проселочных дорогах, по которым они передвигаются, либо в стогах соломы, оставленной на полях, где они живут иногда по месяцу, лучше всякого комбайна перерабатывая полову и уже обмолоченные колосья. Сжатые поля и зимой остаются местом основной кормежки вепрей: они разрывают снег и тщательно выбирают из стерни каждое зернышко, прихватывая попутно и мышей. Можно себе представить, какую площадь нужно перерыть и перекопать, чтобы один раз покормиться стаду. Кроме того, зимой кабанов спасает бесхозяйственность, это счастье, если не сжатая нива остается под снегом: сначала съедаются стоящие колоски, после чего поле несколько раз перерывается, так что весной там и соломины-то не будет. Ранней весной кабаны спариваются, и к лету у маток рождаются полосатые поросята, очень юркие, подвижные и крикливые существа. В одном колхозе у хозяйки я увидел во дворе странную животину — вроде кабан, но хрюкает по-свинячьи и шерсти не так много. Оказывается, секачи часто наведываются весной на ферму, когда свиней выпускают в загон, и огуливают свиноматок. Причем, выгнать этого жениха невозможно, в это время он не боится людей, да будто бы и невесты его защищают. Но мне кажется, более всего заинтересован в этом прелюбодеянии обслуживающий персонал, поскольку рожденных от такого брака полосатых детишек выбраковывают, чтобы не портить породу, свинарки растаскивают их по домам и выкармливают. Говорят, получается нечто среднее, в общем, очень вкусная и не жирная поросятинка. О свирепости этих животных ходят легенды, на мой взгляд несколько преувеличенные. Опасным он становится в двух естественных случаях: когда самка — а у кабанов она всегда вожак стада — защищает детенышей или в случае ранения. Своей территории стадо не имеет, ведет кочевой образ жизни, и пищу вепрь не защищает, как медведь, ибо не охотник. У них прекрасный нюх и тончайший слух, так что кабан обнаружит присутствие человека раньше и попросту убежит. Поймать его врасплох можно лишь во время кормежки, когда зверь занят сбором пищи, но только в том случае, если вы приблизились к нему с подветренной стороны. Однако при этом кабан не боится яркого света в ночное время и, даже освеченный лампой-фарой, спокойно продолжает кормиться. Невероятно крепок на рану, был случай, когда зверь с пробитым сердцем в горячке пробежал более ста метров. Бока самцов защищены «броней» — утолщенной и твердой, словно хрящ, кожей, необходимой ему для брачных боев; для той же цели (не для копки грунта) существуют и бивни с заостренной кромкой и загнутой, иногда в кольцо, формы, что, собственно, и является трофеем. Во время гона кабаны теряют осторожность, стада, к которым прибились самцы, могут днем бродить по открытым местам, но в другое время это достаточно скрытный, ночной зверь, и только сильный голод может выгнать его на кормежку раньше срока. Лось В Сибири его еще называют «сохатый», что в переводе с санскрита означает «сильный, напористый, мощный» (соха — мощная). Это самый крупный представитель семейства оленьих, достигающий в высоту до 2,3 метра и весом до 600 килограммов (на Дальнем Востоке). Как и все олени, лось покрыт шкурой с плотной шерстью из трубчатого волоса, без подпушки, которая превосходно хранит тепло, почти не намокает и обладает способностью регулировать температуру тела. У самцов в мае начинают отрастать рога, сначала покрытые шкурой и наполненные кровью, но к сентябрю (пора гона) костенеют и становятся оружием. По отросткам на них можно точно установить, сколько лет зверю, то есть создается впечатление, что лоси умеют считать, а рога — это паспорт самца. Не для нас же носит он на голове эту информацию о возрасте — для соперника. Обитает лось в лесной полосе России от лесотундры на севере до лесостепи на юге и от западной до восточной границ. Пожалуй, из крупных зверей это самый распространенный, ибо неприхотлив к пище, быстро приспосабливается к местным условиям и враги его, кроме человека, только волки и реже медведи. Это стадное животное, чаще всего кочующее в поисках корма, но есть и так называемый местный лось, который живет на определенной территории по многу лет. Кроме того встречаются одиночки, в основном крупные самцы, но не потому, что отбились от стада; просто у них, как и в среде людей, есть индивидуалисты, не желающие общества других особей. Самое интересное, молодые лосята (до двух месяцев) и очень старые быки вообще не боятся человека и даже проявляют к нему любопытство, что явно свидетельствует о давней, возможно еще доледниковой, дружбе с этими животными. Однажды с отцом мы приехали ставить сети на Лапистом озере, и глядь, а по лугу бродят два теленка. Я взял кусок хлеба и пошел к ним — они тянули ко мне мордашки и даже не думали убегать. Одного куска оказалось мало, сохатенкам хлеб понравился, и мы с батей скормили им весь, гладили их, обнимали, пока в осиннике не послышался явный треск. Телята в тот час побежали туда, но я видел, что уходить им неохота — бежали к матке и оглядывались. Мы тоже ушли своим путем, поскольку безрогая лосиха так же активно защищает детенышей и совершенно оригинальным способом — привстает на задних ногах и бьет передними, как копьями. По свидетельству старых охотников, ударом копыта лось перерубает осину до семи сантиметров в диаметре. Были случаи, когда, обороняясь от волка, лось вдребезги разбивал ему голову передними копытами. В другой раз мы с отцом готовили дрова на Дубровской даче, трещали мотопилой, стучали колунами, и, несмотря на это, к нам вышел огромный сохатый с еще молодыми, словно замшей покрытыми рогами. Он приблизился метров на десять, встал и около получаса наблюдал за нами, причем батя не выключал «Дружбу», в крайнем случае намереваясь использовать ее как оружие. Лось в буквальном смысле нас рассматривал и изредка только фыркал, когда на него сносило выхлопной дым, а так не проявлял никакой агрессии. Я хотел уже подойти к нему опять же с хлебом, но батя запретил, мол, кто знает, что у него на уме. Потом лось прошел вдоль поленницы, понюхал дрова, мою оставленную куртку и не спеша удалился. Он прожил на свете, поди, лет двадцать (мы даже сосчитали отростки на рогах), что по человеческому исчислению, лет сто. А чего и кого можно бояться в таком возрасте? Наиболее опасен для человека лось во время гона, когда самцы ходят всюду, как хулиганы, ищут, с кем бы подраться, и во всех движущихся предметах видят соперника. Довольно часто бодаться с ними приходится грибникам, но если вы от него побежали, лось долго преследовать не станет — прогнал, значит, уже победил. Были случаи, когда лоси нападали на лошадей, мотоциклистов, а однажды даже лось попытался померяться силами с комбайном, который в это время жал рожь на поле, несколько раз забегал вперед и выставлял рога на мотовилы, должно быть принимая их за рога противника. Комбайнер кидал в него гайками и ключами — все бесполезно. Рыцарский период у них проходит к середине сентября, и они снова становятся спокойными и пугливыми поедателями древесины. Кормовая база лося — это молодой лиственный подлесок, в основном ивняк, осинник, верба, реже клен и ольха. Но не брезгует он и молодым сосновым подростом, съедая годовые побеги верхушек, чем приносит непоправимый вред лесопосадкам. Как и все травоядные, сохатые зимой испытывают недостаток соли, поэтому для них устраивают солонцы.
В Сибири это делается так: летом на машине или лодке привозят до тонны или более крупнозернистой серой соли, после чего копают яму на склоне лога или оврага и засыпают ее туда. Постепенно дождями соль размывается и стекает вниз, звери приходят и выедают всю землю по направлению тока. Такие солонцы долгосрочные, иногда действуют до пяти-семи лет. В Европейской России устраивают солонцы, которые следует пополнять каждый год. Обычно еще летом валят толстую, старую осину, но так, чтобы комель ее завис на высоком пне, после чего в нем выдалбливают глубокое корыто, куда и засыпают мешок соли либо кладут несколько кусков каменной. Иногда делают небольшой навес, дабы уменьшить скорость размыва. Дождями соль размывается и стекает по дереву, за зиму лоси съедают всю осину, иногда вплоть до корыта, а также землю вокруг, пропитанную солью. Летом рацион этих животных много богаче, поскольку кроме молодых побегов они начинают поедать траву, но не всякую. Хорошо идет у них медвежья пучка, черемша и саранки, кроме того, они с удовольствием едят некоторые водоросли, для чего по вечерам забираются в мелкие, травянистые озера. Это трилистник, некоторые виды широколиственной осоки, аир и еще одна трава, напоминающая по виду алоэ, которую у нас называли не очень приличным, но точным словом — мудорезник. Благодатную пору сильно портит кровососущий гнус — пауты и слепни, которые буквально облепляют животных, и единственное от них спасение, это забраться в воду по горло и немного отдохнуть, что сохатые и делают. Мало того, оводы прокусывают наполненную горячей кровью шею и откладывают туда свои личинки, из которых потом развиваются свищи, приносящие беспокойство животному. Иногда бывает, шкура на горле у лося словно дробью пробита Появившиеся в мае телята через несколько минут после рождения, как и жеребята — вот что значит, жизнь — это бег! — встают на ноги. На вид они очень нескладные из-за длинных ног, несколько неуклюжие, как и все подростки, но через месяц усиленного кормления материнским молоком становятся гладкими, подвижными и ловкими. Иногда до следующего растела они не отстают от лосихи, а к двум годам становятся половозрелыми, самки огулива-ются, но самцы еще долго не участвуют в свадебных игрищах, а лишь наблюдают за ними со стороны. У быка обычно гарем из двух-трех разновозрастных самок, но рассказывают, встречаются и моногамные браки лосей, когда пара живет несколько лет, образуя чисто семейное стадо, что я вполне допускаю, ибо любовь — чувство весьма распространенное среди животных. В зимний период лоси сбиваются в стада, бывает до десяти-пятнадцати голов, возможно, чтобы совместно обороняться от волков. По наблюдениям очевидцев взрослые звери в этом случае встают в круг, прикрывая собой молодняк, и отбиваются копытами и рогами. И тут самое главное — выстоять, не рассыпать этого круга, и тогда волки отойдут ни с чем, дабы зализать раны и сделать следующую попытку, а лучше захватить врасплох и отбить теленка. Несколько раз мы отстреливали лосей с волчьми укусами — глубокими шрамами на задних ляжках, оставшихся от вырванных кусков кожи и мяса, а также с глубокими рубцами на ногах. То есть волк способен взять сохатого только сзади, почему он всегда старается быть к нему передом, поэтому в картинки, когда хищники нападают спереди и якобы хватают за горло, я не верю. С хрущевских времен пытаются разводить лосей вольерным способом, и только из-за их молока, которое, говорят, омолаживает организм и продлевает жизнь. Якобы об этом кто-то из ученых рассказал Никите Сергеевичу, и ему захотелось жить вечно. И ладно еще, если это молоко лосихи; стремление к бессмертию наших вождей, политиков, а сейчас еще и олигархов привело к использованию стволовых клеток, получаемых из абортируемого материала, выкидышей и мертворожденных человеческих детей. Пока эти трупики будут востребованы, у нас никогда не будут препятствовать абортам и тем паче запрещать их. Теперь вдумайтесь в этот массовый, но благородно подаваемый факт каннибальства, и ужаснитесь, и подумайте, нужна ли человеку таким образом продленная жизнь? И человек ли он после этого? Но вернемся к нашим сохатым. Так вот, на мой взгляд, содержание лосей на фермах дело бесперспективное, поскольку за прошедшие полвека эти животные так и не стали домашними, хотя уже несколько поколений рождены и выращены в неволе. В Вологодской области несколько лет назад был отстрелян лось с клеймом костромской лосиной фермы, то есть рожденный и выросший на ферме, привыкший принимать готовый корм, он не разучился находить пищу и жить в природе, как это происходит с хищниками, а преспокойно вернулся в родную стихию. Если бы было возможно одомашнить, наши предки приручили бы сохатых еще пятнадцать тысяч лет назад, как они приручили всех ныне живущих рядом с человеком животных и птиц. Не надо думать, что они не понимали ценности лосиного молока, а надо понять, что процесс одомашнивания диких животных закончился примерно в пятом тысячелетии до нашей эры и все попытки так же бесплотны, как попытки одомашнить пчел, которые живут рядом с человеком в приготовленных для них домиках, но до сей поры остаются дикими. Представители семейства оленьих вообще практически не приручаются, и те стада северных оленей, которые пасут пастухи и которые якобы считаются колхозными, как и пчелы, остаются вольными по сути, поэтому так часто отбиваются косяками и уходят к диким, и наоборот, дикие пристают к домашним. Разумеется, разводить лосей в неволе будут, коли есть спрос на молоко, якобы эликсир бессмертия, но никогда и никому не удастся низвести это гордое, вольнолюбивое животное до состояния мягкой и доброй буренушки с ромашкой в пасти (или во рту?). Ведь почему-то наказывали старые люди — не приручайте диких животных…
_________________ "Никакое происхождение собаки не прибавляет дичи в угодьях и ума владельцу" - / Хохлов С.В./ Каждый упрощает все, до своего уровня понимания, и это в принципе правильно, только нельзя это навязывать другим ...
|